You can't quit, until you try.
Фик, написаный мной еще в Турции. Посвещено...хм... всем, кто читает мои маразмики%)
«Шульдих, ты где? Хотя, где бы тебя черти не носили, немедленно возвращайся на базу.»
«Где я, где я… Раз ты оракул, Брэдли, то, что же ты спрашиваешь?»
Шульдих устало стер sms сообщение и вновь вернулся к созерцанию выцветшего плаката за спиной бармена. Сухо звякнули кубики льда в стакане виски, когда немец приложился к нему губами. В полутемном зале маленького бара где-то на задворках Токио витал густой табачный дым, размывавший очертания предметов уже в трех метрах от посетителя. В этом сизом тумане раздавались приглушенные голоса и негромкая музыка, лившаяся из старого проигрывателя, стоявшего на столике в углу зала. Рыжий убийца без особого интереса ловил обрывки мыслей не совсем трезвых клиентов, как неожиданно уперся в непроницаемую стену тишины. Он поднял глаза на того, кого он не смог услышать.
От других его всегда отделяла стена. Плотная стена чужих голосов, мыслей, не дававших ни минуты покоя. Но с тем парнем было совсем наоборот – его отделяла тишина. Та звенящая космическая тишина, которая была для него дороже любых земных благ. Лишь мысли этого человека оставались, неведомы измученному бесконечной вереницей чужих голосов мальчику.
Они встретились, когда Шульдиху было лет тринадцать, он как раз тогда вынуждено прибился к стае ребят из западной части Берлина. Среди толпы беспризорников он выделялся своими огненно-рыжими волосами, спрятанными под зеленой банданой с белыми гербовыми орлами, которую он никогда не снимал. За эту морковную шевелюру его и звали – Rothaarig, Рыжий. Но даже среди таких же мальчишек, как и он, Шульдих всегда был один. Не столько ребята держались подальше от этого мальчишки с безумными зелеными глазами, сколько он сам старался не общаться с ними без особой необходимости. Только один мальчонка лет семи, с белыми, словно льняными волосами, не избегал его затравленного взгляда. Именно с ним обычно молчаливый и хмурый Рыжий успокаивался и становился почти нормальным. Именно вместе с ним он сбежал, когда власти в очередной раз ловили беспризорников. Тогда они одни не попались, успев ускользнуть в самый последний момент. Пару недель двое мальчишек просто мотались по улицам, не имея возможности никуда приткнуться. Потом Шульдих смог найти скромную комнату, единственным окном выходившую в угрюмый переулок, и обставленную мебелью, казалось еще времен Рейха. Но, как не бывает бесплатного сыра, так и кроме относительно стабильной крыши над головой, Рыжий получил еще и «работу». Не только, как плату за жилплощадь, но и как источник столь желанной тишины. Когда он только убежал из дома, тогда он и пристрастился к «травке» - все ради того, что бы еще одну ночь прожить без голосов, в тишине и внутреннем спокойствии. Теперь же, для того чтобы заглушить себя, ему требовалась дурь тяжелее, а, следовательно, и больше денег.
Сначала это были женщины – старые извращенки, жадные до мальчиков, но и готовые за эту жажду платить. Потом появились и мужчины. Но, как бы то ни было, Рыжий не брезговал никакими клиентами, стремясь добыть денег. Он всегда уходил вечером и мог вернуться только под утро, сжимая в руке пару-тройку мятых бумажек и неся новую дозу в кармане тертых джинсов. Почти сразу он падал на кровать, погружаясь в тяжелый и неспокойный сон, пока его «молчаливый» друг сидел рядом на их общей кровати, поглаживая длинные огненные патлы парня. Потом тоже уходил подрабатывать доступными ему способами – мытьем стекол и прочими занятиями «по случаю». Когда он приходил вечером с простым ужином для них двоих, то частенько заставал Шульдиха за употреблением своей дозы. Это означало, что сегодня он останется дома. Чуть ли не силой впихивая в него хоть немного еды, мальчик затем ложился рядом с успокоившемся под кайфом Рыжим.
- Рыжик, почему ты употребляешь дурь? – он поднял серые глаза на усталое лицо друга. Мальчик продолжал называть его Рыжим, хоть тот называл его не иначе как Виновный. Тот оторвал голову от кровати и, смотря на мальчика пустыми глазами, глупо ухмыльнулся.
- Тише… Я слушаю тишину, не надо мешать… - он прижал белобрысую голову к своей груди, чуть дрожащими пальцами расчесывая светлые пряди. Мальчик лишь вздохнул, прижимаясь к своему «старшему брату». Он часто говорил подобные вещи, когда принимал дозу, поэтому мальчик не спорил. Прислушиваясь к прерывистому дыханию, он сжимал в руке бандану друга, которую он снимал, уходя на свою ужасную работу…
На следующий вечер, Шульдих снова уходил, отойдя от наркотиков. Побросав в черную потрепанную торбу нож и наручники, за использование которых он получал от клиентов пару лишних марок, он негромко хлопал дверью, выходя в полутемный коридор. Он всегда уходил так, оставляя после себя зеленую бандану и жидкий дымок от выкуренной напоследок сигареты. У него это был своего рода ритуал – переодевшись в «рабочий костюм» кинуть бандану на кровать и закурить дешевую сигарету из мятой пачки, традиционно лежавшей на окне. После чего, затушив бычок в жестяную банку, стоявшую рядом с пачкой, он уходил. Молча, словно растворяясь в это самое облачко сизого едкого дыма. Вернуться он мог и через пару часов, и только с рассветом. Его друг знал – ждать не имеет смысла, но еще долго прислушивался ночью, ожидая скрипа половиц под усталыми ногами. Иногда он улавливал его даже сквозь сон и вскакивал с кровати, спеша открыть дверь тому, кто стал ему ближе всех. Но в один из таких вечеров он слышал уходящие шаги в последний раз.
Ничего не предвещало изменений в серой, прошитой голосами и забытьем, жизни рыжего уроженца Германии. Кинув тлеющий бычок в банку, Шульдих потрепал своего «брата» по светлым волосам и ушел. Темная загаженная лестница сменилась угрюмыми осенними улицами, почерневшими от прошедшего днем дождя. После были чужие руки, запах сигарет и обивки дорогого авто, и глушащая все чувства пустота, смешанная с гнусными мыслями тех, кто был рядом. Так что, докурив стрельнутую сигарету, парень не удивился еще одной притормозившей рядом с ним машине. Больше удивили его дальнейшие события. Говоривший с едва с заметным акцентом мужчина пригласил парня на переднее сидение и, пока они ехали по улицам города, рассказал ему все. Всю историю Рыжего, все о его семье и жизни на улице. Знал незнакомец и о голосах, терзавших сознание молодого телепата. И очень многое объяснил. Юноша был настолько изумлен, что не думая согласился ехать куда угодно, в обмен на обещание дать ему тишину. В ответ американец лишь улыбнулся.
Потом были несколько лет лечения от наркозависимости и долгие дни тренировок. Но в итоге, Шульдих обрел то, что так долго искал и пытался создать - долгожданную Тишину.
После многих лет постепенного схождения с ума, дитя улиц смогло контролировать себя, наслаждаться только своими мыслями, выбросить из головы весь остальной мир. Но о друге, которого единственного никогда не слышал Виновный, он не забыл. И поэтому, когда он вернулся в Берлин, уже как член Шварц, то попытался найти его. Но мальчик с льняными волосами уже сгинул в круговороте столичной жизни.
- Рыжик?! Ты ли это?! – молодой мужчина в светлом плаще удивленно смотрел на сидящего за стойкой Шульдиха. Он говорил на чистом немецком и был уверен, что ответят ему так же. Шварц удивленно моргнул, но быстро взял себя в руки и отвел взгляд.
- Вы ошиблись, – он коротко бросал слова родной речи, словно дротики. – Я не тот, за кого Вы меня приняли.
- Прощу прощения, - мужчина присел рядом, заказывая пива. – Вы мне напомнили моего старого знакомого.
- Ясно, - Шу едва сдержался, когда увидел то, что человек достал из кармана. Выцветшая, потертая временем бандана с едва заметными очертаниями орлов. Невольно рыжий немец коснулся желтой банданы, державшей его волосы. Мужчина заметил этот жест и грустно улыбнулся.
- Вы точно как он… Вы из Берлина? – Шульдих усиленно замотал головой, стараясь скрыть волнение. – Нет? Жаль…
Человек отпил из высокого стакана и, смотря перед собой, продолжил, ни к кому особо не обращаясь.
- Он мне всегда помогал, даже когда это было в ущерб ему самому… Если честно, он был мне как старший брат… - голос мужчины заметно потеплел. – Он говорил, что я даю ему тишину, что от остальных людей его отделяла стена, крепче любой, построенной человеком. Поэтому, я сильно переживал, когда он исчез… Скоро я поверил, что он мертв. Погиб, как мне сказали, – человек грустно фыркнул. – Не знаю, зачем я Вам это говорю….
- Не знаю, но я не он, - Шу поднялся и направился к выходу. В лицо подул холодный ночьной ветер, снося в сторону струйку дыма. Немец сделал глубокую затяжку, глядя к темное небо.
«Ты прав, малыш. Рыжий умер. Остался только Виновный.»
«Шульдих, ты где? Хотя, где бы тебя черти не носили, немедленно возвращайся на базу.»
«Где я, где я… Раз ты оракул, Брэдли, то, что же ты спрашиваешь?»
Шульдих устало стер sms сообщение и вновь вернулся к созерцанию выцветшего плаката за спиной бармена. Сухо звякнули кубики льда в стакане виски, когда немец приложился к нему губами. В полутемном зале маленького бара где-то на задворках Токио витал густой табачный дым, размывавший очертания предметов уже в трех метрах от посетителя. В этом сизом тумане раздавались приглушенные голоса и негромкая музыка, лившаяся из старого проигрывателя, стоявшего на столике в углу зала. Рыжий убийца без особого интереса ловил обрывки мыслей не совсем трезвых клиентов, как неожиданно уперся в непроницаемую стену тишины. Он поднял глаза на того, кого он не смог услышать.
От других его всегда отделяла стена. Плотная стена чужих голосов, мыслей, не дававших ни минуты покоя. Но с тем парнем было совсем наоборот – его отделяла тишина. Та звенящая космическая тишина, которая была для него дороже любых земных благ. Лишь мысли этого человека оставались, неведомы измученному бесконечной вереницей чужих голосов мальчику.
Они встретились, когда Шульдиху было лет тринадцать, он как раз тогда вынуждено прибился к стае ребят из западной части Берлина. Среди толпы беспризорников он выделялся своими огненно-рыжими волосами, спрятанными под зеленой банданой с белыми гербовыми орлами, которую он никогда не снимал. За эту морковную шевелюру его и звали – Rothaarig, Рыжий. Но даже среди таких же мальчишек, как и он, Шульдих всегда был один. Не столько ребята держались подальше от этого мальчишки с безумными зелеными глазами, сколько он сам старался не общаться с ними без особой необходимости. Только один мальчонка лет семи, с белыми, словно льняными волосами, не избегал его затравленного взгляда. Именно с ним обычно молчаливый и хмурый Рыжий успокаивался и становился почти нормальным. Именно вместе с ним он сбежал, когда власти в очередной раз ловили беспризорников. Тогда они одни не попались, успев ускользнуть в самый последний момент. Пару недель двое мальчишек просто мотались по улицам, не имея возможности никуда приткнуться. Потом Шульдих смог найти скромную комнату, единственным окном выходившую в угрюмый переулок, и обставленную мебелью, казалось еще времен Рейха. Но, как не бывает бесплатного сыра, так и кроме относительно стабильной крыши над головой, Рыжий получил еще и «работу». Не только, как плату за жилплощадь, но и как источник столь желанной тишины. Когда он только убежал из дома, тогда он и пристрастился к «травке» - все ради того, что бы еще одну ночь прожить без голосов, в тишине и внутреннем спокойствии. Теперь же, для того чтобы заглушить себя, ему требовалась дурь тяжелее, а, следовательно, и больше денег.
Сначала это были женщины – старые извращенки, жадные до мальчиков, но и готовые за эту жажду платить. Потом появились и мужчины. Но, как бы то ни было, Рыжий не брезговал никакими клиентами, стремясь добыть денег. Он всегда уходил вечером и мог вернуться только под утро, сжимая в руке пару-тройку мятых бумажек и неся новую дозу в кармане тертых джинсов. Почти сразу он падал на кровать, погружаясь в тяжелый и неспокойный сон, пока его «молчаливый» друг сидел рядом на их общей кровати, поглаживая длинные огненные патлы парня. Потом тоже уходил подрабатывать доступными ему способами – мытьем стекол и прочими занятиями «по случаю». Когда он приходил вечером с простым ужином для них двоих, то частенько заставал Шульдиха за употреблением своей дозы. Это означало, что сегодня он останется дома. Чуть ли не силой впихивая в него хоть немного еды, мальчик затем ложился рядом с успокоившемся под кайфом Рыжим.
- Рыжик, почему ты употребляешь дурь? – он поднял серые глаза на усталое лицо друга. Мальчик продолжал называть его Рыжим, хоть тот называл его не иначе как Виновный. Тот оторвал голову от кровати и, смотря на мальчика пустыми глазами, глупо ухмыльнулся.
- Тише… Я слушаю тишину, не надо мешать… - он прижал белобрысую голову к своей груди, чуть дрожащими пальцами расчесывая светлые пряди. Мальчик лишь вздохнул, прижимаясь к своему «старшему брату». Он часто говорил подобные вещи, когда принимал дозу, поэтому мальчик не спорил. Прислушиваясь к прерывистому дыханию, он сжимал в руке бандану друга, которую он снимал, уходя на свою ужасную работу…
На следующий вечер, Шульдих снова уходил, отойдя от наркотиков. Побросав в черную потрепанную торбу нож и наручники, за использование которых он получал от клиентов пару лишних марок, он негромко хлопал дверью, выходя в полутемный коридор. Он всегда уходил так, оставляя после себя зеленую бандану и жидкий дымок от выкуренной напоследок сигареты. У него это был своего рода ритуал – переодевшись в «рабочий костюм» кинуть бандану на кровать и закурить дешевую сигарету из мятой пачки, традиционно лежавшей на окне. После чего, затушив бычок в жестяную банку, стоявшую рядом с пачкой, он уходил. Молча, словно растворяясь в это самое облачко сизого едкого дыма. Вернуться он мог и через пару часов, и только с рассветом. Его друг знал – ждать не имеет смысла, но еще долго прислушивался ночью, ожидая скрипа половиц под усталыми ногами. Иногда он улавливал его даже сквозь сон и вскакивал с кровати, спеша открыть дверь тому, кто стал ему ближе всех. Но в один из таких вечеров он слышал уходящие шаги в последний раз.
Ничего не предвещало изменений в серой, прошитой голосами и забытьем, жизни рыжего уроженца Германии. Кинув тлеющий бычок в банку, Шульдих потрепал своего «брата» по светлым волосам и ушел. Темная загаженная лестница сменилась угрюмыми осенними улицами, почерневшими от прошедшего днем дождя. После были чужие руки, запах сигарет и обивки дорогого авто, и глушащая все чувства пустота, смешанная с гнусными мыслями тех, кто был рядом. Так что, докурив стрельнутую сигарету, парень не удивился еще одной притормозившей рядом с ним машине. Больше удивили его дальнейшие события. Говоривший с едва с заметным акцентом мужчина пригласил парня на переднее сидение и, пока они ехали по улицам города, рассказал ему все. Всю историю Рыжего, все о его семье и жизни на улице. Знал незнакомец и о голосах, терзавших сознание молодого телепата. И очень многое объяснил. Юноша был настолько изумлен, что не думая согласился ехать куда угодно, в обмен на обещание дать ему тишину. В ответ американец лишь улыбнулся.
Потом были несколько лет лечения от наркозависимости и долгие дни тренировок. Но в итоге, Шульдих обрел то, что так долго искал и пытался создать - долгожданную Тишину.
После многих лет постепенного схождения с ума, дитя улиц смогло контролировать себя, наслаждаться только своими мыслями, выбросить из головы весь остальной мир. Но о друге, которого единственного никогда не слышал Виновный, он не забыл. И поэтому, когда он вернулся в Берлин, уже как член Шварц, то попытался найти его. Но мальчик с льняными волосами уже сгинул в круговороте столичной жизни.
- Рыжик?! Ты ли это?! – молодой мужчина в светлом плаще удивленно смотрел на сидящего за стойкой Шульдиха. Он говорил на чистом немецком и был уверен, что ответят ему так же. Шварц удивленно моргнул, но быстро взял себя в руки и отвел взгляд.
- Вы ошиблись, – он коротко бросал слова родной речи, словно дротики. – Я не тот, за кого Вы меня приняли.
- Прощу прощения, - мужчина присел рядом, заказывая пива. – Вы мне напомнили моего старого знакомого.
- Ясно, - Шу едва сдержался, когда увидел то, что человек достал из кармана. Выцветшая, потертая временем бандана с едва заметными очертаниями орлов. Невольно рыжий немец коснулся желтой банданы, державшей его волосы. Мужчина заметил этот жест и грустно улыбнулся.
- Вы точно как он… Вы из Берлина? – Шульдих усиленно замотал головой, стараясь скрыть волнение. – Нет? Жаль…
Человек отпил из высокого стакана и, смотря перед собой, продолжил, ни к кому особо не обращаясь.
- Он мне всегда помогал, даже когда это было в ущерб ему самому… Если честно, он был мне как старший брат… - голос мужчины заметно потеплел. – Он говорил, что я даю ему тишину, что от остальных людей его отделяла стена, крепче любой, построенной человеком. Поэтому, я сильно переживал, когда он исчез… Скоро я поверил, что он мертв. Погиб, как мне сказали, – человек грустно фыркнул. – Не знаю, зачем я Вам это говорю….
- Не знаю, но я не он, - Шу поднялся и направился к выходу. В лицо подул холодный ночьной ветер, снося в сторону струйку дыма. Немец сделал глубокую затяжку, глядя к темное небо.
«Ты прав, малыш. Рыжий умер. Остался только Виновный.»