21:58

Дата:)))

You can't quit, until you try.
Ах да, у меня сегодня годовщина знакомствпа с Иридой, яойщиком и просто замечательным человеком. Ириска, ты просто чудо!!:))) Что бы я делал без тебя?:)


@музыка: Звери - Просто такая любовь

You can't quit, until you try.
Небольшое мое вдохновение:)


You can't quit, until you try.
Ну вот, сходил в школу, почти оформил кабинет... И получил лекцию от снакомого архетектора о том, что у меня нет шансов поступить ни в Арх, ни в Художественное училище... Надеюсь, это у меня не начало затяжной депры...:(

@музыка: Пикник - Инквизитор

@настроение: бывало и краше...

You can't quit, until you try.
Гымс, немного моего яойного арта... учиться мне акварелью работать и учиться...


16:56

You can't quit, until you try.
Рисунок по "Берлинской Стене"

"Край небоскрёбов и роскошных вилл

Из окон бьёт слепящий свет.

О если б мне хоть раз набраться сил,

Вы дали б мне за всё ответ.

Откройте двери, люди, я ваш брат,

Ведь я ни в чём, ни в чём не виноват."





You can't quit, until you try.
Если всем известная Элочка-людоедочка обходилась 30 словами, то многие анимешники в общении по Сети обходятся гораздо меньшим набором. И поэтому, немного подумав, я представляю вам сетевой анимешно-русский толковый словарь.



1. Ня – заменяет любое слово. В зависимости от ситуации, интонации, или поставленного после смайлика может означать и «Как хорошо, как я рад» так и «Печально, жизнь несправедлива, прости, дорогой, все обламывается». В редких случаях обычной речи – слово-сорняк.

2. Нё – синоним «Ня».

3. Нэ – чаще всего означает вопрос или отрицание.

4. Кавай – по количеству восклицательных знаков измеряется степень восторга чем-либо. Может означать любую похвалу от «Неплохо нарисовано» до «О, это просто шедевр! Какой полет мысли, какие цвета, это достойно Лувра!».

5. Гы – означает насмешку. При множественном повторении – смех.

6. Зю – негативное восклицание, вроде «Да ну тебя, иди ты на».

7. Мр – приветствие. От количества «Р» на конце зависит теплота приветствия. Так же универсальное слово, заменяющее слова-сорняки в русском языке.

8. Мря – восклицание недовольства.

9. Ню – выражение сомнения и скептической реакции.

10. Фырк – реакция на скептическое «Ню». Обычно означает «сам такой, да ну тебя, злые вы, уйду я от вас».



Как видите, большинство эмоций заменяются нехитрым набором из восьми слов. Возможно, со временем словарь чуть вырастет. Буду рад добавлениям с вашей стороны.


Вопрос: А каким из этих слов вы чаще пользуетесь?
1. Ня! 
3  (14.29%)
2. Нё... 
1  (4.76%)
3. Нэ? 
7  (33.33%)
4. Ню! 
0  (0%)
5. Гы! 
2  (9.52%)
6. Зю... 
0  (0%)
7. Мррр 
1  (4.76%)
8. Мря! 
2  (9.52%)
9. Кавай! 
1  (4.76%)
10. Фырк! 
4  (19.05%)
Всего:   21
Всего проголосовало: 13
You can't quit, until you try.
Фик, написаный мной еще в Турции. Посвещено...хм... всем, кто читает мои маразмики%)





«Шульдих, ты где? Хотя, где бы тебя черти не носили, немедленно возвращайся на базу.»

«Где я, где я… Раз ты оракул, Брэдли, то, что же ты спрашиваешь?»

Шульдих устало стер sms сообщение и вновь вернулся к созерцанию выцветшего плаката за спиной бармена. Сухо звякнули кубики льда в стакане виски, когда немец приложился к нему губами. В полутемном зале маленького бара где-то на задворках Токио витал густой табачный дым, размывавший очертания предметов уже в трех метрах от посетителя. В этом сизом тумане раздавались приглушенные голоса и негромкая музыка, лившаяся из старого проигрывателя, стоявшего на столике в углу зала. Рыжий убийца без особого интереса ловил обрывки мыслей не совсем трезвых клиентов, как неожиданно уперся в непроницаемую стену тишины. Он поднял глаза на того, кого он не смог услышать.



От других его всегда отделяла стена. Плотная стена чужих голосов, мыслей, не дававших ни минуты покоя. Но с тем парнем было совсем наоборот – его отделяла тишина. Та звенящая космическая тишина, которая была для него дороже любых земных благ. Лишь мысли этого человека оставались, неведомы измученному бесконечной вереницей чужих голосов мальчику.

Они встретились, когда Шульдиху было лет тринадцать, он как раз тогда вынуждено прибился к стае ребят из западной части Берлина. Среди толпы беспризорников он выделялся своими огненно-рыжими волосами, спрятанными под зеленой банданой с белыми гербовыми орлами, которую он никогда не снимал. За эту морковную шевелюру его и звали – Rothaarig, Рыжий. Но даже среди таких же мальчишек, как и он, Шульдих всегда был один. Не столько ребята держались подальше от этого мальчишки с безумными зелеными глазами, сколько он сам старался не общаться с ними без особой необходимости. Только один мальчонка лет семи, с белыми, словно льняными волосами, не избегал его затравленного взгляда. Именно с ним обычно молчаливый и хмурый Рыжий успокаивался и становился почти нормальным. Именно вместе с ним он сбежал, когда власти в очередной раз ловили беспризорников. Тогда они одни не попались, успев ускользнуть в самый последний момент. Пару недель двое мальчишек просто мотались по улицам, не имея возможности никуда приткнуться. Потом Шульдих смог найти скромную комнату, единственным окном выходившую в угрюмый переулок, и обставленную мебелью, казалось еще времен Рейха. Но, как не бывает бесплатного сыра, так и кроме относительно стабильной крыши над головой, Рыжий получил еще и «работу». Не только, как плату за жилплощадь, но и как источник столь желанной тишины. Когда он только убежал из дома, тогда он и пристрастился к «травке» - все ради того, что бы еще одну ночь прожить без голосов, в тишине и внутреннем спокойствии. Теперь же, для того чтобы заглушить себя, ему требовалась дурь тяжелее, а, следовательно, и больше денег.

Сначала это были женщины – старые извращенки, жадные до мальчиков, но и готовые за эту жажду платить. Потом появились и мужчины. Но, как бы то ни было, Рыжий не брезговал никакими клиентами, стремясь добыть денег. Он всегда уходил вечером и мог вернуться только под утро, сжимая в руке пару-тройку мятых бумажек и неся новую дозу в кармане тертых джинсов. Почти сразу он падал на кровать, погружаясь в тяжелый и неспокойный сон, пока его «молчаливый» друг сидел рядом на их общей кровати, поглаживая длинные огненные патлы парня. Потом тоже уходил подрабатывать доступными ему способами – мытьем стекол и прочими занятиями «по случаю». Когда он приходил вечером с простым ужином для них двоих, то частенько заставал Шульдиха за употреблением своей дозы. Это означало, что сегодня он останется дома. Чуть ли не силой впихивая в него хоть немного еды, мальчик затем ложился рядом с успокоившемся под кайфом Рыжим.



- Рыжик, почему ты употребляешь дурь? – он поднял серые глаза на усталое лицо друга. Мальчик продолжал называть его Рыжим, хоть тот называл его не иначе как Виновный. Тот оторвал голову от кровати и, смотря на мальчика пустыми глазами, глупо ухмыльнулся.

- Тише… Я слушаю тишину, не надо мешать… - он прижал белобрысую голову к своей груди, чуть дрожащими пальцами расчесывая светлые пряди. Мальчик лишь вздохнул, прижимаясь к своему «старшему брату». Он часто говорил подобные вещи, когда принимал дозу, поэтому мальчик не спорил. Прислушиваясь к прерывистому дыханию, он сжимал в руке бандану друга, которую он снимал, уходя на свою ужасную работу…



На следующий вечер, Шульдих снова уходил, отойдя от наркотиков. Побросав в черную потрепанную торбу нож и наручники, за использование которых он получал от клиентов пару лишних марок, он негромко хлопал дверью, выходя в полутемный коридор. Он всегда уходил так, оставляя после себя зеленую бандану и жидкий дымок от выкуренной напоследок сигареты. У него это был своего рода ритуал – переодевшись в «рабочий костюм» кинуть бандану на кровать и закурить дешевую сигарету из мятой пачки, традиционно лежавшей на окне. После чего, затушив бычок в жестяную банку, стоявшую рядом с пачкой, он уходил. Молча, словно растворяясь в это самое облачко сизого едкого дыма. Вернуться он мог и через пару часов, и только с рассветом. Его друг знал – ждать не имеет смысла, но еще долго прислушивался ночью, ожидая скрипа половиц под усталыми ногами. Иногда он улавливал его даже сквозь сон и вскакивал с кровати, спеша открыть дверь тому, кто стал ему ближе всех. Но в один из таких вечеров он слышал уходящие шаги в последний раз.



Ничего не предвещало изменений в серой, прошитой голосами и забытьем, жизни рыжего уроженца Германии. Кинув тлеющий бычок в банку, Шульдих потрепал своего «брата» по светлым волосам и ушел. Темная загаженная лестница сменилась угрюмыми осенними улицами, почерневшими от прошедшего днем дождя. После были чужие руки, запах сигарет и обивки дорогого авто, и глушащая все чувства пустота, смешанная с гнусными мыслями тех, кто был рядом. Так что, докурив стрельнутую сигарету, парень не удивился еще одной притормозившей рядом с ним машине. Больше удивили его дальнейшие события. Говоривший с едва с заметным акцентом мужчина пригласил парня на переднее сидение и, пока они ехали по улицам города, рассказал ему все. Всю историю Рыжего, все о его семье и жизни на улице. Знал незнакомец и о голосах, терзавших сознание молодого телепата. И очень многое объяснил. Юноша был настолько изумлен, что не думая согласился ехать куда угодно, в обмен на обещание дать ему тишину. В ответ американец лишь улыбнулся.

Потом были несколько лет лечения от наркозависимости и долгие дни тренировок. Но в итоге, Шульдих обрел то, что так долго искал и пытался создать - долгожданную Тишину.

После многих лет постепенного схождения с ума, дитя улиц смогло контролировать себя, наслаждаться только своими мыслями, выбросить из головы весь остальной мир. Но о друге, которого единственного никогда не слышал Виновный, он не забыл. И поэтому, когда он вернулся в Берлин, уже как член Шварц, то попытался найти его. Но мальчик с льняными волосами уже сгинул в круговороте столичной жизни.



- Рыжик?! Ты ли это?! – молодой мужчина в светлом плаще удивленно смотрел на сидящего за стойкой Шульдиха. Он говорил на чистом немецком и был уверен, что ответят ему так же. Шварц удивленно моргнул, но быстро взял себя в руки и отвел взгляд.

- Вы ошиблись, – он коротко бросал слова родной речи, словно дротики. – Я не тот, за кого Вы меня приняли.

- Прощу прощения, - мужчина присел рядом, заказывая пива. – Вы мне напомнили моего старого знакомого.

- Ясно, - Шу едва сдержался, когда увидел то, что человек достал из кармана. Выцветшая, потертая временем бандана с едва заметными очертаниями орлов. Невольно рыжий немец коснулся желтой банданы, державшей его волосы. Мужчина заметил этот жест и грустно улыбнулся.

- Вы точно как он… Вы из Берлина? – Шульдих усиленно замотал головой, стараясь скрыть волнение. – Нет? Жаль…

Человек отпил из высокого стакана и, смотря перед собой, продолжил, ни к кому особо не обращаясь.

- Он мне всегда помогал, даже когда это было в ущерб ему самому… Если честно, он был мне как старший брат… - голос мужчины заметно потеплел. – Он говорил, что я даю ему тишину, что от остальных людей его отделяла стена, крепче любой, построенной человеком. Поэтому, я сильно переживал, когда он исчез… Скоро я поверил, что он мертв. Погиб, как мне сказали, – человек грустно фыркнул. – Не знаю, зачем я Вам это говорю….

- Не знаю, но я не он, - Шу поднялся и направился к выходу. В лицо подул холодный ночьной ветер, снося в сторону струйку дыма. Немец сделал глубокую затяжку, глядя к темное небо.

«Ты прав, малыш. Рыжий умер. Остался только Виновный.»


@музыка: "Не Виноват"

You can't quit, until you try.
Меня прет, меня прет!

Потому что гололед,

Потому что снег идет!

Меня прЁЁЁт!



Май Гот, как меня плююююющииит! Только что был на сайте журнала "Юла" и меня так проперло с Вэлимира!!! Все, биг спасибо Гээлло за столь клевый фанарт я тоже займусь этим! Во всяком случае, на творчество меня долго ТАК не пропирало!!! Ура-ура-ура!

@настроение: Плющит-плющит, как меня плющит.

You can't quit, until you try.
Наконец-то я вернулся!!! Три недели! Три недели я не был дома! Ура-ура-ура!!!! Зато за это время я вдохновился до отруба!:))))

23:20

You can't quit, until you try.
Нда... Наконец-то чуть сменил имижд и сходил в парикмахерскую... Обкромсали настолько, что у меня какое ощущение, будто крылья подрезали... Во всяком случае, ощущение странное. Наконец решил выложить несколько своих рисунков. Иллюстрация к рассказу "Другие"





You can't quit, until you try.
- Какой классный вечер!

- Ага, просто прелесть – солнце село, тепло и ветер. Просто обожаю такую погоду. Правда сегодня хорошо посидели?

- Да уж, не слышал, когда в следующий раз сбор?

- Нет, прослушал. Надо будет потом выяснить.

Вечер и вправду выдался прекрасный – поздняя весна разошлась, дневной зной спал и юноши как раз выбрались на залитую закатным солнцем улицу. Тот, что пониже, поправил свои солнцезащитные очки, из тени глядя на заходящие лучи. Последние отблески дневного света впитывались в темно-зеленую ткань и терялись в складках его белой легкой куртки. Он довольно улыбнулся, поверх стекол взглянув на своего спутника – упакованного в черные джинсы и рубашку бледного парня.

- Везет тебе, с такой кожей. Терпеть не могу загорать, но оцени, - он показал свою кисть беспристрастно глядя на дорогу. – И это еще нежное весеннее солнышко. У меня она слишком быстро сгорает, это просто невозможно.

Брюнет лишь усмехнулся «проблеме» друга.

- Да ладно. Многим наоборот не нравится бледная кожа, ты везунчик.

- Да иди ты!

Тут из-за поворота появился дребезжащий белый автобус, выпустивший из трубы сизое облачко выхлопов. Скрипнув тормозами, он остановился напротив юношей. Дождавшись, пока нутро этого представителя общественного транспорта покинут некоторые пассажиры, парни легкими шагами поднялись по затертым ступенькам и удобно устроились напротив окна.

- Тебе все смешно. А мне представляешь сколько проблем?!

- Ладно, сдаюсь-сдаюсь. Не злись.

Парень лишь сердито фыркнул в ответ на эту реплику, снимая и убирая темные очки.

- Я и не злюсь. Кстати, ты не забыл лицензию?

- Да нет, взял, взял.

Парень было потянулся в карман, как автолайнер тряхнуло на выбоине, и оба молодых человека чуть подскочили на своих сидениях.

- Блин, нельзя что ли по аккуратнее ездить?! – «сердитый» парень мотнул головой, откидывая назад длинные, до середины спины, темно-русые волосы с фисташковым отливом. – Не картошку везут.

- Да ладно, не нервничай, - сидевший рядом с ним юноша чуть улыбнулся, еще больше взъерошивая свои густые темные локоны. – Подумаешь, что с них взять?

- Вот здесь ты прав, - янтарно-карий взгляд скользнул по салону: все места были заняты, несколько пассажиров стояли в узком проходе между сидениями, ведущему на заднюю площадку, на которой и сидели юноши. Глаза задержались в одной точке, проводив глазами промелькнувшую за окошком транспорта вывеску. Один, что повыше, отдернул рукав своей черной рубашки и повернулся к своему соседу.

- Что ты там высматриваешь?

- Да, афишу увидел. «Ван Хельсинг».

- А что за фильм?

- Да, говорят очередная муть про вампиров. Наснимали, прямо хоть вешайся.

- Не поможет.

- Нда, точно, - он чуть криво усмехнулся. – Смотрел «Иной мир»? Помнишь, как там вампирша на потолке шипела.

Ребята от души рассмеялись, вспоминая этот эпизод из киноленты. Сдув с глаз челку, темный повернулся к своему спутнику.

- Странно, Ник, что в Голливуде снова пошла мода на вампиров.

- Ничего странного, Алу. Просто сейчас они снимают не «монстров», а романтический образ. Этакие «человекообразные кровопийцы».

Молодые пассажиры стали украдкой оборачиваться на странную парочку, с интересом навостряя уши. Тот, кого назвали Ником, усмехнулся, заметив этот маневр.

- А знаешь, с одной стороны это хорошо. Но люди все равно боятся вампиров.

- А чего нас бояться? - Ник нежно глянул на своего спутника, широко улыбаясь, обнажая изящные двухсантиметровые клыки. Алу улыбнулся в ответ. В тот же момент многие наблюдавшие за ними пассажиры, стали протискиваться к выходу.

- И правда, – чего нас бояться? – в отъезжающем с остановки автобусе звонко рассмеялись двое молодых представителя клана Тореадор, вышедшие на привычную ночную охоту.




You can't quit, until you try.
Ангелы – существа бесполые и

могут размножаться лишь агитацией.



- Не кори себя, мы здесь бессильны, ты же знаешь, – две фигуры вышли из бара в ночную прохладу позднего лета. Над городом светила яркая полная луна, в темно-синем небе блистали теплым светом мягкие звезды, в близлежащем парке шелестели дикие яблони от дыхания восточного ветра. Двое людей не спеша пошли по освещенным волчьим солнцем и неоновыми звездами вывесок улицам. Один был высокий с прямыми черными волосами, собранными в хвост, одетый в синюю джинсу, другой - хрупкий, достигавший первому по плечо. На нем был светлый летний костюмчик, светлые волосы плавными волнами спадали на узкие плечи. Он продолжил.

- Это дело уже не в нашей компетенции. Но ты не волнуйся, - он ободряюще улыбнулся. – Его еще спасут, он не так безнадежен.

- Да, но… - высокий достал из кармана пачку сигарет и закурил, выпуская в небо струйку сизого дыма. Хрупкий поморщился.

- Ну от кого ты перенял эту вредную привычку? Это же неприятно.

Парень пожал плечами.

- Нам ведь это все равно не вредит. А так, мы становимся ближе к нашим подопечным. Значительно проще спросить у человека в баре закурить, чем спросить, где библиотека. Особенно в три часа ночи, - он весело усмехнулся, делая очередную затяжку. Блондин фыркнул в сторону.

- Конечно, это твой подход. Нет, логика конечно есть, но… Ладно, тема закрыта. Можешь хоть как паровоз дымить, слова не скажу.

Высокий рассмеялся, мягко потрепав блондина по голове.

- Не волнуйся, больше не буду без надобности. Ладно, я думаю сейчас отправиться с докладом.

Хрупкий возмущенно пригладил взъерошенные волосы, посмотрев на напарника.

- На ночь глядя? До утра подождать не можешь?

- А зачем? – они шли по мосту и остановились на середине, в пяточке оранжевого света фонаря. Под мостом текла черная вода, местами весело искрясь от теплого сияния луны и звезд. Парень вдохнул прохладный воздух, метко отправляя окурок в урну под столбом. – К тому же, ты же знаешь – я люблю ночной ветер и прогулки под луной.

Блондин усмехнулся, глядя на темный силуэт недостроенной телебашни, черной стрелой уходящей в небо. Он оперся о перила, постукивая изящными пальцами по чугуну.

- Хорошо, только не задень высоковольтные провода. В прошлый раз полрайона вырубил. Три дня люди без света сидели, а ведь то было зимой, – он последил взглядом полет стаи воробьев, взметнувшихся из запыленного кустарника на берегу реки. Из-за листвы раздался разочарованный мявк кота и через пару секунд по склону вверх пробежалась серая фигурка, досадливо махнувшая хвостом. Высокий парень усмехнулся, снимая джинсовую куртку.

- Не волнуйся, тогда это вышло случайно. К тому же, сейчас лето, погода ясная, ничего не случится, - он передал куртку блондину. – Ну, я отправляюсь. По пути домой купи зеленого чаю – он у нас кончился.

- Хорошо, тебя ко скольки ждать? – парень посмотрел на брюнета. Тот махнул рукой, отходя от перил.

- Не раньше утра. Да и не жди, я может задержусь… - он выпрямил плечи, разминая белые крылья, появившиеся у него за спиной. Он последний раз повернулся к парню. – Ну, до скорого.

Взмахнув крыльями и подняв облако дорожной пыли, он взмыл вверх, через пару минут скрывшись за облаками. Второй ангел еще некоторое время смотрел в ночное небо, прослеживая взглядом примерный маршрут напарника, переходя от облаков к звездам. Вдохнув свежий ветер, он не спеша, отправился домой, в обычную трехкомнатную квартиру недалеко от центра, где он жил вместе с напарником. Жизнь среди людей – обычное состояние многих ангелов. Будь рядом – и ты поймешь.



27.04.2004-28.04.2004




19:40

You can't quit, until you try.
Времена города.



Золотое Безумие.



Утро, пасмурно. Город в легкой дымке тумана, небо еще покрыто низкими ночными облаками, едва поддернутыми снизу бледным персиковым цветом. А ведь еще несколько часов назад их окрашивало серебро полной луны, так часто заглядывающей в моё окно и такой необычайно яркой в этот раз. Нехотя приходиться вставать из теплой кровати, лезть в душ. Остатки снов и звездной пыли с ресниц смывает потоком воды. Пока ничего, пусто. Обычная утренняя суета, в которой я не участвую. Мне пока некуда и незачем спешить.

Черные шнурки, зеленый свитер, фиолетово-оранжевые стекла «хамелеонов». Морозный воздух, чудовищный гололед после воскресного дождя, встающее солнце за домами. Светло. Нет, пока ничего. Авто как всегда останавливается на перекрестке, потом поворачивает направо, выезжая из тени.

Свет в глаза, скрипка в ушах, ловлю свое отражение в зеркале заднего вида. Искра в глазах поверх темных стекол. В глазах цвета липы отражается безумие. Да, я чувствую. Музыка стала громче – заглушить город! Заглушить утреннюю какофонию улицы, ослепить все искрой золотого безумия! Настроение дня отражается в стеклах очков, золотыми разрядами пробегая по оправе, тонет в лесных глазах. Настроение, безумным янтарем, каплей солнца, рожденное из дымки над рекой, осколка небесного серебра в темной глади, сплетенное воедино трелью скрипки. Истиной дьявольской трели, уносящей всех – и слушателей, и музыканта. Костер, горящий от одной лишь капли янтарной вязи, частицы золотого рассвета. В этой мелодии - вся сила пляшущего пожара, самозабвение пламени. Это единственное, что рождает утро города, искрой золотого безумия открывающее двери дня.



06.04.2004





Отражения в Осколках.



Свежий ветерок, ласковое солнышко. Кап-кап-кап. Вода везде. Тук-хрусть-плюх. Проломился тонкий ледок под каблуком. Брызги. И снова все тихо на мгновение. Я замираю, даже не дышу. А вот город дышит, он живет, смотрит на тебя тысячами окно, зеркал и витрин, твоими отражениями из каждой льдинки под ногой, каждой блестящей капли, золотистой струйкой стекающей по прозрачным желобкам, свисающих с крыш. Иду, осматриваюсь, слушаю. Как и в большинстве больших городов, никто не обращает на других внимания, все спешат по своим делам, никто не смотрит в мою сторону, кроме города – ловлю множество пар глаз цвета ореха в осколках зеркала, в мутной глади воды на дороге. Кап…кап… Звучит рояль, или это капель? Не понять из-за гула машин. Но так даже лучше – дневные отзвуки рояля это музыка, весенняя музыка города, сплетенная из звонких капель и солнечных лучей, проникающих между веток деревьев. Довольно жмурюсь под струями теплого света. А музыка все звучит… Её создает город – грохотом транспорта, шепотом голых веток, хрустом льда и звоном воды. И везде отражения… Глаза города не оставляют тебя, даже в своем собственном взгляде ты видишь этот город, он не отпускает. Вот он в дверях автобуса, в лужах на твоей остановке, в мельчайших осколках льда, рассыпавшихся у еще не стаявших сугробов сверкающего свежего снега. Дзынь! Холодная капля упала на нос. Бр, шутка города, приведшего в себя одно из своих задумавшихся отражений. Не удивляйтесь, каждый отражает свой город, как и город бликует отражениями всех. Все мы вплетены в город, составляем одно с ним, отражаясь в осколках весеннего льда.

Струны Сумерек.



Я вдыхаю свежий ветер. Моё любимое время города наступило, догорающими искрами заходящего солнца освещая подступающие сумерки. Это время, когда город преображается, меняя отражения дневных мелодий на темную бархатистую тишину, игру света и тени. Но пока не исчез последний луч багрового марева за домами, звучит гитара, тихими огненными переборами тлеющих углей. Хочется провести рукой по пылающим струнам, к грифу облаков, оживить ветер движением руки. Но мгла подступает неумолимо, с востока набегая темно-синей волной. Последние отзвуки гитарных струн, угольного солнца, оседают на город оранжевыми фонарями, фарами автомобилей, неоновыми звездами. На западе осталась только белая полоса, слабый отсвет недавнего пожара. И на минуту воцарилась тишина… Но вот, промчалась машина, открыв путь новым звукам – капелям арф поздних сумерек, ещё не перешедшим в ночь. Словно полосами сапфира слоятся небеса, разделяясь на ровные линии, смешанные с серой дымкой городских улиц, которая висит над домами. Зажигаются звезды, ночной росой, утренним инеем замирая на струнах сумерек. Ветер гонит мягкие фиолетовые облака по ним и разливаются в полумраке звуки арфы. Главное – прислушайтесь, почувствуйте город, его свободу, его ветер, царствующий в это время и на широких проспектах, и в узких переходах между дворами. Сама свобода города, его дыхание воплощены в бархате ветра сумерек, рождающего мягкие струнные переливы гитары и арф. Ветра, распахивающего двери ночным теням города.





Свет и Тишина



Темно, холодно. На небе – ни облачка, только редкие легкие полоски от самолетов, медленно растворяющиеся в темно-синей ночи. Уже за полночь, иду по тонкой корочке льда. Хрусть-хрусть. Все тихо. Промчалась машина. Снова тихо. Поворачиваю к дому. Светло, моя любимая ночная улица – прямая, до рощи, освещенная оранжевыми фонарями, по которой гуляет ветер. Можно вдохнуть полной грудью, страх темных поворотов и улиц остался за чертой света. Глухие, неторопливые шаги, мягкий ветер в лицо. Дохожу до угла, свет несколько изменился, смотрю в небо – из-за новостройки, каких много городе, выплыла полная луна. Яркая, почти белая, словно вылитая из серебра. Улыбка. Люблю такие ясные ночи, они окрашивают город в это таинственное мерцание, ломая свет и тень, мешая краски и силуэты. Есть в нашем городе, такие места, которые пугают в это время, есть такие, которые завораживают. Музыка улиц в это время – тишина и легкий шорох редких авто, завывания ветра, робких флейт, и тяжелый скрип деревьев. Свет – мертвенно-белые, масляно-желтые, и теплые оранжевые фонари. И луна – изменчивая, такая непостоянная – литая серебром, золотой каплей застывшая на темном бархате, бледным призраком, сотканным из утреней дымки на нежно-голубом шелке дня. Или фонарем. Оранжевым ночным фонарем, светящим на город. Вздох. Пора. Снова хруст льда под ботинками. Луна и фонари остались за плечами, впереди темный свод арки. Не жутко, просто настороженно. Освещенный мощным фонарем двор, а над головой – звезды. Холодное бриллиантовое спокойствие. Спокойствие и холод, которые согревают. Все хорошо, тихо и мирно. Теплые звездные лучи, мягкое марево луны. И тишина. Просто город. Просто ночной город.



06.08.2004-08.04.2004


You can't quit, until you try.
- Расскажи мне сказку.

- А о чем?

- Об оранжевых фонарях. Что бы тепло было…



Я задумчиво смотрю на говорящих девушек, перетасовывая карты в руках. Да, я их знаю уже года два, я понимаю, что это они о своем, о своих историях, которые мне не знакомы. Мы сидим на диванчике, в полутьме, говорят они тихо, будто боясь спугнуть бархатистую атмосферу комнаты. Одна положила голову на колени другой, все сидим с ногами на сидении. Привычка.



- Так было один раз, провожали мы Сандру.… Помнишь улицу к её дому? Там еще дом такими зубцами – наплывает на тротуар, а потом назад откатывается. И так несколько раз. Лето было, тепло, - девушка тихо шмыгнула носом, сказывалась небольшая простуда. – Вечер… Идем мы с Коем, а небо уже темнеет… Оранжевые фонари уже включили, все вокруг стало таким. Идем, тут, вижу, что-то в таком проеме что-то дергается, отражается несколько в свете фонарей. Не на ветру треплется, траектория странная, не может оно так трепыхаться. Мы стоим, смотрим. Тут Кой говорит: «Это дух. Местный.». Было странно такое от него слышать, но говорил он так серьезно, уверенно. Ведь когда Глео начинал говорить на такие темы, он всегда возражал, что такого не бывает. А тут…



Она чуть поворочалась, устраиваясь удобней. Я стал прислушиваться к истории, не прерывая. Кроме голоса моей знакомой, тишину прерывало только шелестение карточек в моих руках. Она продолжила



- Да, было похоже. Мы изобразили что-то вроде поклона, и пошли дальше. Странно все это.

- Да, странно, - голос второй девушки звучал как шелест сухих листьев или бумажных полосок на ветру. Тихо, плавно скользя по легким шероховатостям. – Но ты же знаешь, я не люблю ту улицу.

- Знаю, я тоже не очень. Но было что-то такое. Мне нравятся оранжевые фонари.

Некоторое недолгое время они молчали. «Шик-шик-шик». Карточки скользили одна по другой. Продолжила вторая девушка.



- Знаешь, каждый раз, как опаздываешь на трамвай, он всегда останавливается в пробке на проспекте. А автобусы ломаются естественно у Главпочтамта, – она хмыкнула. – Вот, бегу я один раз там, мимо Дома Союзов, по мосту, к школе. Ты же знаешь, как это бывает. Но тут я неожиданно останавливаюсь и смотрю на свет фонаря. Представляешь – снег идет, а фонарь горит оранжевым, освещая тополь. И кажется, что снег падает из этого света на дерево, крупными мягкими хлопьями облепляя его. А оно темно-зеленое, облеплено белым пушистым снегом, чуть персиковым под светом от фонаря. Даже ствол был укутан им. Вокруг темно, и кажется что ты один во всем мире. Ты, заснеженное дерево и оранжевый фонарь. И никого вокруг.



Она замолчала, никто не сказал ни слова. Я все больше вслушивался в их тихий спокойный разговор, не вмешиваясь. Это их общие воспоминания, у меня с ними не было ничего общего – не знал я и дорогу к дому Сандры и почему они не любят эту улицу, лишь приблизительно представлял то место, где стоит тополь. Снова заговорила лежавшая девушка, чуть хрипловато – у неё случалось так, если говорила она тихо.



- А помнишь, раньше какое продавали мороженое? В больших упаковках, белое, чуть солоноватое. Мы еще сами любили готовить мороженое. И вафли мы тоже готовили.

- Да, помню мороженое. А вафли мы делали только один раз, - вздох. – Зато желе мы часто готовили.

- Ага, самое интересное было, когда желатин только заливали водой, и он еще не успевал раствориться.

- И можно было облизать пакетик из-под него.

- Я никогда так не делала, не разрешали.

- А мне позволяли такие вольности. Мы его затем немного варили и разливали. А потом оно так долго застывало, - они рассмеялись. – А последний раз, когда я готовила вафли, это было на базе. Помнишь?

- Да-а, тогда еще вафельница шипела, брызгалась и подпрыгивала…

- … и все приходили на кухню на это посмотреть.



Я улыбнулся, представляя себе эту картину. Они снова заговорили, правда, я уже не прислушивался. Говорили они, на что похож шелест карт, что они представляют, но это было уже не интересно. Я задумчиво посмотрел в окно – оранжевый свет фонаря, падающий снег, ветки деревьев. И не скажешь, что начало апреля. Скоро я собрался домой, было уже поздно. Проезжал я по тому самому проспекту, где застревали в пробке трамваи, по площади. Все время, пока я ехал, горели оранжевые фонари? и падал крупный мягкий снег. Те зимние фонари, что я люблю за то, что они делают холодный и белый снег теплым, солнечным и уютным.




11:02

You can't quit, until you try.
Когда иссекают запасы вина,

Мешают забыться цена и вина,

Становится в тягость любая война

И все идет на.



Не грусти, безумный полководец,

Мы проиграем эту войну.

Уцелеет только мальчик-знаменосец,

Что бы Бог простил ему одному

Нашу общую вину.



И будет нам счастье и чаша покоя,

Рассветные бденья над вечной рекою,

Целительный сон и надежные стены,

И мир неизменный..



Не трудись, не порти новой карты

Планами беспочвенных побед,

Растеряв всех нас в боевом азарте,

Ты идешь упрямо на тот свет,

Не взирая на запрет.



Идущий за призраком вечной надежны,

Взыскует служение в белых одеждах,

Открытие Врат потайными ключами

Предел без печали.



Мы сдадимся ангелам без боя,

Лучше в Небо, чем такая жизнь.

Знаменосца не возьмем с собою -

Ибо жизнью он не доожит.

Знаменосец должен жить.



Уходим бесшумно, под пологом ночи,

Мальчишка проснется и смерти захочет.

Оставшись один, разуверится в Боге,

В начале дороги.



:hard: Тэм.